Введение:
Творчество Ф.М. Достоевского входит в классический корпус текстов русской литературы, а также в сокровищницу мировой литературы. Произведения Достоевского переведены на все языки культурного мира, а влияние его на мировой литературный процесс является признанным фактом.
Без Достоевского невозможно представить в западной литературе формирования писательских стилей и мировоззренческих систем таких авторов, как А. Камю, Ж.-П. Сартр, Г. Гессе, Т. Манн, Ф. Кафка, М. Пруст, М. Кундера, У. Фолкнер, Дж. Джойс, С. Беллоу и мн. др.
В русской литературе влияние Достоевского столь авторитетно и многообразно, что перечисление всех персоналий потребовало бы написания отдельной работы. Однако следует констатировать, что художественные миры А. Платонова, М. Булгакова, Е. Замятина, С. Соколова, Л. Петрушевской и многих других современных русских писателей не могли бы состояться без глубокого переосмысления Достоевского в той образной и философской полноте, в какой они предстают перед современным читателем и исследователем.
Именно поэтому исследование основных тем творчества Ф.М. Достоевского в современном контексте развития литературы и литературоведческого дискурса сохраняет свою актуальность.
Актуальность исследования. Тема маленького человека впервые была художественно раскрыта Н.В. Гоголем, старшим современником Ф.М. Достоевского, а критически осмыслена В.Г. Белинским. Теме маленького человека в русской классической литературе посвящена обширная исследовательская литература.
Назовем лишь ключевые фигуры литературовеческого дискурса о маленьком человеке: В.В. Виноградов, Б.М. Эйхенбаум, В. Переверзев, Ю.М. Лотман, В.И. В.И. Кулешов, Л.В. Сараскина, Ю.Г. Кудрявцев, Ю.М. Манн, В.Н. Топоров, М.М. Бахтин и др.
Глава 3:
Свою искусственность сам он описывает как такой тип человека, который «вышел не из природы, а из реторты», как «ретортного человека». Отвлеченность, абстрактность, фантасмагоричность внутреннего мира героя – важный аспект петербургского текста, недаром подчеркивается, что Петербург – самый «умышленный и отвлеченный город».
Героя отличает болезненная фантасмагоричность воображения («навыдумывать на себя небывальщины», «на смертно одре опять-таки все припомнит, с накопившимися за все время процентами»):
«…Скучно уж очень было сложа руки сидеть; вот и пускался на выверты. Право, так. 3амечайте получше сами за собой, господа, тогда и поймете, что это так. Сам себе приключения выдумывал и жизнь сочинял, чтоб хоть как-нибудь да пожить».
«Разумеется, ей остается махнуть на все своей лапкой и с улыбкой напускного презренья, которому и сама она не верит, постыдно проскользнуть в свою щелочку. Там, в своем мерзком, вонючем подполье, наша обиженная, прибитая и осмеянная мышь немедленно погружается в холодную, ядовитую и, главное, вековечную злость. Сорок лет сряду будет припоминать до последних, самых постыдных подробностей свою обиду и при этом каждый раз прибавлять от себя подробности еще постыднейшие, злобно поддразнивая и раздражая себя собственной фантазией».
«И все от скуки… инерция задавила».
Откровенность, нарциссическая страсть к самонаблюдению выражена у героя в стремлении давать самохарактеристики, при этом, как правило, уничижительного свойства: мышь, насекомое, штифтик. Самоидентификация героя – это самоидентификация жертвы, осознающей экспансию, агрессивность мира:
«Несчастная мышь кроме одной первоначальной гадости успела уже нагородить кругом себя, в виде вопросов и сомнений, столько других гадостей; к одному вопросу подвела столько неразрешенных вопросов, что поневоле кругом нее набирается какая-то роковая бурда, какая-то вонючая грязь, состоящая из ее сомнений, волнений и, наконец, из плевков, сыплющихся на нее от непосредственных деятелей, предстоящих торжественно кругом в виде судей и диктаторов и хохочущих над нею во всю здоровую глотку».
Для речевого поведения героя характерен, как выразился М. Бахтин, «судебно-риторический пафос»: герой защищает себя и обвиняет одновременно, в его речи одновременно соседствуют стилистические и психологические черты апологии / обвинения, а в мотивах поведения – вина и страх наказания.
Речепорождение маленького человека отличает также повествовательная избыточность, доходящая до нервной говорливости или графоманства:
«Пусть, пусть я болтун, безвредный, досадный болтун, как и все мы. Но что же делать, если прямое и единственное назначение всякого умного человека есть болтовня, то есть умышленное пересыпанье из пустого в порожнее».
Заключение:
Осуществленное нами исследование темы маленького человека позволило прийти к ряду выводов, основанных как на «пристальном прочтении» (Т.С. Элиот) художественных текстов, так и на современном литературоведческом инструментарии, а также наблюдениях из области смежных гуманитарных наук (психология, философская антропология, культурология, эстетика, теория дискурса и др.).
Натуральная школа формируется в 1842-1845 гг., когда группа писателей (Н.А. Некрасов, Д.В. Григорович, И.С. Тургенев, А.И. Герцен, И.И. Панаев, Е.П. Гребенка, В.И. Даль) объединились под духовно-идеологическим влиянием Белинского в журнале «Отечественные записки». Позже там печатали свои первые произведения Ф.М. Достоевский, М.Е. Салтыков. Писатели эти выступали также в сборниках «Физиология Петербурга» (ч. 1-2, 1845), «Петербургский сборник» (1846), которые стали программными для созданной литературной школы.
В противовес «метафизике» как миросозерцательному подходу к действительности, властвовавшему в европейской и русской литературе рубежа 18-19 вв. вплоть до 1820-1830-х гг., в 1840-х гг. художественная мысль обращается к феномену повседневности, выдвигает новые критерии эстетической ценности предмета.
Этими критериями становятся:
1) фактическая точность, документализация изобразительного языка;
2) описательность;
3) точная топографическая локализация действия (Москва, Петербург);
4) стремление к объективности (как идейная оппозиция к романтическому субъективизму);
5) интерес к коллективному (исследование социальной среды как оппозиция индивидуальному);
6) смена доминирующего типа героя – с романтика-индивидуалиста, представителя интеллектуальной аристократической среды на «маленького человека», «срединного человека» (А.В. Карельский ), представителя социальных низов, «униженных и оскорбленных»;
6) смена задач литературы – с воссоздания и скрупулезной аналитики внутреннего мира элитарного героя на описание условий существования «срединных» персонажей;
7) отказ от новеллистической сюжетности в пользу бытописательного повествования – с опорой на жизненную «правду»;
8) выбор прозаического повествования как наиболее адекватно отражающего задачи исследования и отображения социальной действительности.
Следует отметить, что перечисленные критерии отображают не только изменившееся содержание и форму литературы исследуемого периода, но и всей культуры в целом. Позитивистский поворот в общественных науках, в журнальной публицистике и художественной литературе тесно связан с описанными переменами духа времени. Середину 19 века современные исследователи связывают с «социологизацией» как ведущей тенденцией интеллектуальной и художественной мысли эпохи.
Одним из существенных жанровых открытий натуральной школы стал «физиологический очерк» – жанр, породнивший художественную литературу с публицистикой и социологией одновременно.
«Стремление возможно точнее описывать совокупность условий и факторов жизни человека – того, что мы сейчас называем социальной средой, обозначалось в конце XVIII века и окончательно утвердилось в первой половине XIX века в понятийном аппарате гуманитарных наук под термином «физиологизм». Этот же термин стал использоваться для обозначения одного из литературных жанров – очерк.